Неточные совпадения
— Брось меня, брось! — выговаривала она между рыданьями. — Я уеду завтра… Я
больше сделаю. Кто я? развратная женщина.
Камень на твоей шее. Я не хочу мучать тебя, не хочу! Я освобожу тебя. Ты не любишь, ты любишь другую!
По тону Бетси Вронский мог бы понять, чего ему надо ждать от света; но он сделал еще попытку в своем семействе. На мать свою он не надеялся. Он знал, что мать, так восхищавшаяся Анной во время своего первого знакомства, теперь была неумолима к ней за то, что она была причиной расстройства карьеры сына. Но он возлагал
большие надежды на Варю, жену брата. Ему казалось, что она не бросит
камня и с простотой и решительностью поедет к Анне и примет ее.
Видите ли на вершине этой отвесной скалы, направо, узенькую площадку? оттуда до низу будет сажен тридцать, если не
больше; внизу острые
камни.
Проходивший поп снял шляпу, несколько мальчишек в замаранных рубашках протянули руки, приговаривая: «Барин, подай сиротинке!» Кучер, заметивши, что один из них был
большой охотник становиться на запятки, хлыснул его кнутом, и бричка пошла прыгать по
камням.
Тяжелые волы лежали, подвернувши под себя ноги,
большими беловатыми массами и казались издали серыми
камнями, раскиданными по отлогостям поля.
Она уставилась было взглядом на золотой лорнет Петра Петровича, который он придерживал в левой руке, а вместе с тем и на
большой, массивный, чрезвычайно красивый перстень с желтым
камнем, который был на среднем пальце этой руки, — но вдруг и от него отвела глаза и, не зная уж куда деваться, кончила тем, что уставилась опять прямо в глаза Петру Петровичу.
Оглядевшись еще раз, он уже засунул и руку в карман, как вдруг у самой наружной стены, между воротами и желобом, где все расстояние было шириною в аршин, заметил он
большой неотесанный
камень, примерно, может быть, пуда в полтора весу, прилегавший прямо к каменной уличной стене.
— Мелкие вещи непокорнее
больших.
Камень можно обойти, можно уклониться от него, а от пыли — не скроешься, иди сквозь пыль. Не люблю делать мелкие вещи, — вздыхал он, виновато улыбаясь, и можно было думать, что улыбка теплится не внутри его глаз, а отражена в них откуда-то извне. Он делал смешные открытия...
А когда подняли ее тяжелое стекло, старый китаец не торопясь освободил из рукава руку, рукав как будто сам, своею силой, взъехал к локтю, тонкие, когтистые пальцы старческой, железной руки опустились в витрину, сковырнули с белой пластинки мрамора
большой кристалл изумруда, гордость павильона, Ли Хунг-чанг поднял
камень на уровень своего глаза, перенес его к другому и, чуть заметно кивнув головой, спрятал руку с
камнем в рукав.
Зашли в ресторан, в круглый зал, освещенный ярко, но мягко, на маленькой эстраде играл струнный квартет, музыка очень хорошо вторила картавому говору, смеху женщин, звону стекла, народа было очень много, и все как будто давно знакомы друг с другом; столики расставлены как будто так, чтоб удобно было любоваться костюмами дам; в центре круга вальсировали высокий блондин во фраке и тоненькая дама в красном платье, на голове ее, точно хохол необыкновенной птицы, возвышался
большой гребень, сверкая цветными
камнями.
Но уже весною Клим заметил, что Ксаверий Ржига, инспектор и преподаватель древних языков, а за ним и некоторые учителя стали смотреть на него более мягко. Это случилось после того, как во время
большой перемены кто-то бросил дважды
камнями в окно кабинета инспектора, разбил стекла и сломал некий редкий цветок на подоконнике. Виновного усердно искали и не могли найти.
Он значительно расширил рассказ о воскресенье рассказом о своих наблюдениях над царем, интересно сопоставлял его с Гапоном, намекал на какое-то неуловимое — неясное и для себя — сходство между ними, говорил о кочегаре, о рабочих, которые умирали так потрясающе просто, о том, как старичок стучал
камнем в стену дома, где жил и умер Пушкин, — о старичке этом он говорил гораздо
больше, чем знал о нем.
Клим Самгин считал этого человека юродивым. Но нередко маленькая фигурка музыканта, припавшая к черной массе рояля, вызывала у него жуткое впечатление надмогильного памятника:
большой, черный
камень, а у подножия его тихо горюет человек.
За иконой медленно двигались тяжеловесные, золотые и безногие фигуры попов, впереди их — седобородый,
большой архиерей, на голове его — золотой пузырь, богато украшенный острыми лучиками самоцветных
камней, в руке — длинный посох, тоже золотой.
Одет он был в покойный фрак, отворявшийся широко и удобно, как ворота, почти от одного прикосновения. Белье на нем так и блистало белизною, как будто под стать лысине. На указательном пальце правой руки надет был
большой массивный перстень с каким-то темным
камнем.
Навязывались им, правда, порой и другие заботы, но обломовцы встречали их по
большей части с стоическою неподвижностью, и заботы, покружившись над головами их, мчались мимо, как птицы, которые прилетят к гладкой стене и, не найдя местечка приютиться, потрепещут напрасно крыльями около твердого
камня и летят далее.
Впрочем, нет, не Суворов, и как жаль, что забыл, кто именно, только, знаете, хоть и светлость, а чистый этакий русский человек, русский этакий тип, патриот, развитое русское сердце; ну, догадался: «Что ж, ты, что ли, говорит, свезешь
камень: чего ухмыляешься?» — «На агличан
больше, ваша светлость, слишком уж несоразмерную цену берут-с, потому что русский кошель толст, а им дома есть нечего.
Saddle Islands значит Седельные острова: видно уж по этому, что тут хозяйничали англичане. Во время китайской войны английские военные суда тоже стояли здесь. Я вижу берег теперь из окна моей каюты: это целая группа островков и
камней, вроде знаков препинания; они и на карте показаны в виде точек. Они бесплодны, как
большая часть островов около Китая; ветры обнажают берега. Впрочем, пишут, что здесь много устриц и — чего бы вы думали? — нарциссов!
Горы изрезаны по бокам уступами, и чтоб уступы не обваливались, бока их укреплены мелким
камнем, как и весь берег, так что вода, в
большом обилии необходимая для риса, может стекать по уступам, как по лестнице, не разрушая их.
Но прежде Зеленый попробовал, с разрешения мистера Бена, столкнуть который-нибудь из
камней в бездну, но увидел, что каждый
камень чуть не
больше его самого.
В нее надо войти умеючи, а то как раз стукнешься о каменья, которые почему-то называются римскими, или о Ноев ковчег,
большой, плоский, высовывающийся из воды
камень у входа в залив, в нескольких саженях от берега, который тоже весь усеян более или менее крупными каменьями.
Больше всего квадратные или продолговатые
камни, а на одном поле видели изваянные, из белого
камня, группы лошадей и всадников.
Действительно, дом строился огромный и в каком-то сложном, необыкновенном стиле. Прочные леса из
больших сосновых бревен, схваченные железными скрепами, окружали воздвигаемую постройку и отделяли ее от улицы тесовой оградой. По подмостям лесов сновали, как муравьи, забрызганные известью рабочие: одни клали, другие тесали
камень, третьи вверх вносили тяжелые и вниз пустые носилки и кадушки.
Потом мы пошли к берегу и отворотили один
камень. Из-под него выбежало множество мелких крабов. Они бросились врассыпную и проворно спрятались под другие
камни. Мы стали ловить их руками и скоро собрали десятка два. Тут же мы нашли еще двух протомоллюсков и около сотни раковин береговичков. После этого мы выбрали место для бивака и развели
большой огонь. Протомоллюсков и береговичков мы съели сырыми, а крабов сварили. Правда, это дало нам немного, но все же первые приступы голода были утолены.
Животное бо́льшую часть времени проводит в воде, но иногда для отдыха вылезает на прибрежные
камни.
Целый день мы работали не покладая рук, даже не останавливаясь на обед, и все же прошли не
больше 10 км. Бурелом, наледи, кочковатые болота, провалы между
камней, занесенные снегом, создавали такие препятствия, что за 8 часов пути нам удалось сделать только 4,5 км, что составляет в среднем 560 м/ч. К вечеру мы подошли к гребню Сихотэ-Алиня. Барометр показывал 700 м.
Все время мы шли левым берегом по зверовой тропе. Таких троп здесь довольно много. Они слабо протоптаны и часто теряются в кустах. Четвероногие по ним идут свободно, но для человека движение затруднительно. Надо иметь
большую сноровку, чтобы с ношей за плечами прыгать с
камня на
камень и карабкаться по уклону более чем в 40 градусов.
Вода в горных ручьях была еще в движении, но по замирающему шуму было уже заметно, что скоро и она должна будет покрыться ледяной корой и совсем замолкнуть. Там, где из расщелин в
камнях сочилась вода и где раньше ее не было видно, теперь образовались
большие ледяные натеки; они постоянно увеличивались в размерах и казались замерзшими водопадами.
На морских картах в этих местах показаны двое береговых ворот. Одни малые — у самого берега, другие
большие — в воде. Ныне сохранились только те, что ближе к берегу. Удэгейцы называют их Сангасу, что значит «Дыроватые
камни», а китайцы — Кулунзуйза [Кулунь-цзий-цзы — конец, дыра (отверстие).].
Сверху он прикрыл ее плоским
камнем, на котором снова развел
большой огонь на полтора часа.
По мере того как мы подвигались книзу, ручей становился многоводнее. Справа и слева в него впадали такие же ручьи, и скоро наш ручей стал довольно
большой горной речкой. Вода с шумом стремилась по
камням, но этот шум до того однообразен, что забываешь о нем и кажется, будто в долине царит полная тишина.
Для
большей устойчивости люди надевают на себя котомки и даже накладывают в них
камней.
Я уже хотел было встать, как вдруг какая-то тень мелькнула в воздухе и вслед за тем что-то
большое и грузное опустилось на
камень.
Лощина эта имела вид почти правильного котла с пологими боками; на дне ее торчало стоймя несколько
больших белых
камней, — казалось, они сползлись туда для тайного совещания, — и до того в ней было немо и глухо, так плоско, так уныло висело над нею небо, что сердце у меня сжалось.
Дерсу не ответил и молча продолжал укреплять свою палатку. Он забился под скалу, с одной стороны приворотил
большой пень и обложил его
камнями, а дыры между ними заткнул мхом. Сверху он еще натянул свою палатку, а впереди разложил костер. Мне так показалось у него уютно, что я немедленно перебрался к нему со своими вещами.
Сегодня мы устроили походную баню. Для этого была поставлена глухая двускатная палатка. Потом в стороне на кострах накалили
камни, а у китайцев в
большом котле и 2 керосиновых банках согрели воды. Когда все было готово, палатку снаружи смочили водой, внесли в нее раскаленные
камни и стали поддавать пар. Получилась довольно хорошая паровая баня. Правда, в палатке было тесно и приходилось мыться по очереди. Пока одни мылись, другие калили
камни.
Через 1,5 часа мы достигли перевала. Здесь у подножия
большого дуба стояла маленькая кумирня, сложенная из плитнякового
камня. Кумирня эта была поставлена, вероятно, охотниками и искателями женьшеня. Лицевая ее сторона была украшена красной тряпицей с иероглифической надписью: «Сан-лин-чжи-чжу», то есть «Владыке гор и лесов» (тигру).
Чем выше мы поднимались, тем
больше иссякали ручьи и наконец пропали совсем. Однако глухой шум под
камнями указывал, что источники эти еще богаты водой. Мало-помалу шум этот тоже начинал стихать. Слышно было, как под землей бежала вода маленькими струйками, точно ее лили из чайника, потом струйки эти превратились в капли, и затем все стихло.
Кое-где местами, в котловинах, собралась вода, столь чистая и прозрачная, что исследователь замечает ее только тогда, когда попадает в нее ногой. Тут опять есть очень глубокий колодец и боковые ходы. В этом
большом зале наблюдателя невольно поражают удивительные акустические эффекты — на каждое громкое слово отвечает стоголосое эхо, а при падении
камня в колодец поднимается грохот, словно пушечная пальба: кажется, будто происходят обвалы и рушатся своды.
Первый раз в жизни я видел такой страшный лесной пожар. Огромные кедры, охваченные пламенем, пылали, точно факелы. Внизу, около земли, было море огня. Тут все горело: сухая трава, опавшая листва и валежник; слышно было, как лопались от жара и стонали живые деревья. Желтый дым
большими клубами быстро вздымался кверху. По земле бежали огненные волны; языки пламени вились вокруг пней и облизывали накалившиеся
камни.
Откуда эти тайнобрачные добывают влагу? Вода в
камнях не задерживается, а между тем мхи растут пышно. На ощупь они чрезвычайно влажны. Если мох выжать рукой, из него капает вода. Ответ на заданный вопрос нам даст туман. Он-то и есть постоянный источник влаги. Мхи получают воду не из земли, а из воздуха. Та к как в Уссурийском крае летом и весною туманных дней несравненно
больше, чем солнечных, то пышное развитие мхов среди осыпей становится вполне понятным.
Нежиться на
камнях, обдаваемых пеной прибоя, видимо, доставляло сивучам
большое удовольствие.
Стал очень усердно заниматься гимнастикою; это хорошо, но ведь гимнастика только совершенствует материал, надо запасаться материалом, и вот на время, вдвое
большее занятий гимнастикою, на несколько часов в день, он становится чернорабочим по работам, требующим силы: возил воду, таскал дрова, рубил дрова, пилил лес, тесал
камни, копал землю, ковал железо; много работ он проходил и часто менял их, потому что от каждой новой работы, с каждой переменой получают новое развитие какие-нибудь мускулы.
«…Поймут ли, оценят ли грядущие люди весь ужас, всю трагическую сторону нашего существования? А между тем наши страдания — почки, из которых разовьется их счастие. Поймут ли они, отчего мы лентяи, ищем всяких наслаждений, пьем вино и прочее? Отчего руки не подымаются на
большой труд, отчего в минуту восторга не забываем тоски?.. Пусть же они остановятся с мыслью и с грустью перед
камнями, под которыми мы уснем: мы заслужили их грусть!»
Прошло со времени этой записи
больше двадцати лет. Уже в начале этого столетия возвращаюсь я по Мясницкой с Курского вокзала домой из продолжительной поездки — и вдруг вижу: дома нет, лишь груда
камня и мусора. Работают каменщики, разрушают фундамент. Я соскочил с извозчика и прямо к ним. Оказывается, новый дом строить хотят.
Давали спектакли, из которых публике, чисто клубной, предпочитавшей маскарады и веселые ужины,
больше всего нравился «Потонувший колокол», а в нем особенно мохнатый леший, прыгавший через
камни и рытвины, и страшный водяной, в виде огромной лягушки, полоскавшейся в ручье и кричавшей: «Бре-ке-ке-кекс!»
Вместо пристани куча
больших скользких
камней, по которым пришлось прыгать, а на гору к избе ведет ряд ступеней из бревнышек, врытых в землю почти отвесно, так что, поднимаясь, надо крепко держаться руками.
Это
большой, в несколько сажен сруб, выдающийся в море в виде буквы Т; толстые лиственные сваи, крепко вбитые в дно морское, образуют ящики, которые доверху наполнены
камнями; настилка из досок, по ней вдоль всей пристани проложены рельсы для вагонеток.
В это время в бухточку вошла
большая волна и окатила плоский
камень.
Подлесок состоял из редких кустарников, главным образом из шиповника, березы Миддендорфа и сорбарии. Кое-где виднелись пионы и
большие заросли грубых осок и папоротников. Почти все деревья имели коренастую и приземистую форму. Обнаженные корни их, словно гигантские лапы каких-то чудовищ, скрывающихся в земле, переплетались между собою как бы для того, чтобы крепче держаться за
камни.